Зимнее солнце.

+3

@темы: фотографические карточки, Журавлик

---

Сказка на ночь.

Целый день на душе у Тарьи было смутно, а порисовать так и не удалось, и теперь она, мучаясь бессонницей, тихо бродила по дому и разглядывала книги. Почти во всех комнатах стояли книжные шкафы и полки, и книги на них стояли самые разные, и иногда совсем уж странные. Журавлик говорила, что книги здесь были с самого начала, хотя ребятам так и не удалось выяснить, когда же она сама тут появилась. А из уст Белой "с самого начала" могло означать и "с начала времён".

Пальцы бездумно скользили по корешкам, и Тарь в общем-то не смотрела на названия книг, пока, проведя рукой по очередной обложке, по позвоночнику не пробежал холодок. Тарья остановилась: указательный палец упирался в тёмный корешок. Она взяла книгу с полки и открыла наугад.

"Во времена Желтого Императора, в отличие от дней сегодняшних, мир зеркал и мир людей не были разделены. Кроме того, они сильно отличались, не совпадали ни их обитатели, ни их цвета, ни их формы. Оба царства, зеркальное и человеческое, жили мирно, сквозь зеркала можно было входить и выходить. Но однажды ночью зеркальный народ заполонил землю. Силы его были велики, однако после кровавых сражений победы одержали волшебные чары Желтого Императора. Он прогнал захватчиков, заточил их в зеркала и каказал им повторять, как бы в некоем сне, все действия людей. Он лишил их силы и облика и низвел до простого рабского положения. Но придет время, и они пробудятся от этой колдовской летаргии. Первой проснется Рыба. В глубине зеркала мы заметим тонкую полоску, и цвет этой полоски будет не похож ни на какой иной цвет. Затем, одна за другой, пробудятся остальные формы. Постепенно они станут отличными от нас, перестанут нам подражать. Они разобьют стеклянные и металлические преграды, и на сей раз их не удастся победить. Кое-кто утверждает, что перед нашествием мы услышим из глубины зеркал бряцaние оружия."

Тарья поёжилась и закрыла книгу. Обложка гласила, что в руках она держит "Сборник".

— Ну конечно, это же сразу всё объясняет, — саркастически усмехнулась она и опустилась в кресло. Бессонница её больше не беспокоила.

@темы: (с)тыренные текстовые аналогии, Тарья

---

Индиго.

Индиго - это, конечно, не имя. Звали её Яна, хотя и было это очень-очень давно, а теперь осталась только кличка, позывной, название по редкому цвету глаз и по принадлежности к типу людей с неординарными способностями. Только она - не телепат и не телекинетик, пусть даже это и первое, что приходит на ум, когда вспоминают людей-индиго. Её организм вырабатывает электричество: в руках зажигаются лампочки, оголённые провода не причиняют ровным счётом никакого вреда, а техника "заводится с одного пинка" в самом прямом смысле.

Она стойкая и рациональная, любит автомобили, компьютеры и тяжёлые ботинки с высоким берцем, умеет умножать в уме десятизначные числа, и у неё есть тонкий шрам через правую бровь. А ещё она бунтарь и борец за свободу людей, и Тарья говорит, что Инди - это значит independent, "независимая" и свободная. Больше всего на свете Индиго ненавидит убивать, но война преследует её по пятам, отбирая душевные силы и друзей - а за друзей она готова лечь насмерть; только вот боится она теперь привязываться к кому либо, спрятала эмоции поглубже в сердце, оставив снаружи, по большей части, металл да камень. Она превосходно дерётся, движения её точные и резкие, и она почти никогда не промахивается. И последний такой промах едва не стоил ей жизни; у неё действительно сердце расположено справа, ещё одна любопытная редкая аномалия, подаренная мирозданием в обмен на непростую судьбу.

Инди любит холодное оружие, особенно тонкие иглы стилетов, которые можно использовать в качестве превосходного проводника для собственного электричества. Она помнит, что когда-то у неё была пара очень красивых и ценных для неё стилетов, но теперь придётся искать новые; носить при себе оружие стало привычкой, но огнестрельное она считает недостойным и ненадёжным одновременно.

Страстно любит электронную музыку, а с тех пор как услышала творчество Nine Inch Nails - не может от них оторваться.
И при всём при этом Индиго откуда-то умеет играть на варгане, носит на шее амулеты и знает уйму странных вещей про силы, потоки энергий и мир духов.
Такой вот кибершаман, девушка с ярко-синими глазами, фрик и боец.
Янка Индиго.

+2

@темы: Индиго, фотографические карточки, атмосфера в звуках

---

Дорога морем.

Удар. Хруст. Тишина.
Что-то мерзко хрустит, а во рту солоно - как от морской воды. Или крови. Сложно разобрать. Все звуки исчезли, и мир перед глазами начинает плыть: уходит из-под ног каменный пол, стены резко удаляются друг от друга - как галактики в бесконечном космическом пространстве, а лицо, и без того искажённое яростью, превращается в жуткую бронзовую маску...

Оцепенение сменяется жуткой болью, разливающейся по всему телу, до самых кончиков самых тоненьких нервов. Что-то чёрное на периферии зрения мешает смотреть, не даёт оценить ситуацию. Как же так? Воздух всасывается в лёгкие с каким-то всхлипом, под ногами хрустят мелкие камушки...

Толчок. Свет. Звуки.
Неестественно яркое солнце режет глаза. Хочется закрыть их руками, но почему-то не получается. Воздух свистит в ушах, и окно башни уносится вверх, в самый зенит небесного купола, покрытого лучшей синей эмалью. Удар и всплеск. Трудно дышать. Во рту солоно - как от крови. Или морской воды. Сложно разобрать. Что-то так резко и неприятно скрипит, и кажется, что это чайки. Похоже очень на чаек.

Больно. Но нельзя же вот так просто взять и умереть, правда? Никак нельзя.

Холод. Плеск. Пустота.
Мерный шелест волн совсем рядом. Что-то твёрдое упирается в бок, но зато можно отвернуться от этого чёртового света. Кажется, всё сенсорное восприятие почти сошло на нет. Ну и чёрт с ним. Можно просто лежать. А время, кажется, остановилось. Или наоборот - летит с такой безумной скоростью, что и не ощутить. Летят дни, года и столетия, и можно просто лежать, лежать и отдыхать...
..Хорошо как....
....ещё бы эти грёбаные чайки заткнулись.....

* * *
Это случилось ещё осенью, в один из тех дней, когда воздух на солнце прогревается так, что кажется, будто лето вот-вот одумается и вернётся. Но в тени уже слишком стыло, и иней выпадает на траву ранним утром, а морская вода холодна как лёд. На дворе ноябрь, прозванный индейцами Безумной Луной - время штормов и иллюзий.

С самого утра Тарь не находила себе места. Нехорошее предчувствие жгло изнутри, не давая покоя, будто вот-вот должно было произойти нечто страшное... Но не происходило. В доме стояла солнечная уютная тишина: Эльм переделал одну из комнат на первом этаже под свой кабинет и теперь сидел там, работая над заказами на сновидческие ловушки и лечебные сны, а Журавлик ещё не вернулась с Оранжерей. Пылинки танцевали в снопах света, пробивавшихся сквозь стекло окон. В гостиной громко тикали часы. Тарья бродила неприкаянно из комнаты в комнату с десятой по счёту чашкой травяного чая, который совершенно не успокаивал, зато убедительно заставлял чувствовать себя заполненным доверху чайником.

И когда внутреннее напряжение достигло своего пика, девушка резко отставила полупустую чашку — «А какого! У нас ведь есть море!» — сунула ноги в ботинки, накинула на плечи пончо и скользнула за дверь. Иллюзорное лето встретило её ярким солнцем, птичьим гомоном и горками золотых листьев на обочинах. Дорога быстро вывела Тарь из города, запетляла среди жухлой травы на холмах и, наконец, разделилась на две тропинки вдоль скалистого обрыва. Проследовав по одной из них, девушка нашла более-менее пригодный спуск и оказалась на берегу.

Сплошной полосы пляжа рядом с городом не было, только небольшие песчаные острова-закутки, разделённые между собой грудами валунов или береговыми выступами, многие из которых никак нельзя было обогнуть, не промочив ноги. Тарья гуляла вдоль берега, перебираясь из одного такого закутка в другой, карабкалась по камням, узким карнизам, заботливо выбитым кем-то ступенькам, а иногда и - уж откуда только взялись! - по ржавым, вмонтированным в камень скобам.

В бледно-голубом, без единого облачка, небе пронзительно кричали чайки. Сидя на крупнозернистом прохладном песке, Тарья смотрела на волны и пыталась выгнать из головы абсолютно все мысли, когда поняла вдруг, что уже некоторое время прислушивается к новому, нехарактерному звуку. Мелкий плеск и глухое постукивание, как будто что-то бьётся о камни. Что-то... вроде лодки. Тарь подорвалась с места, быстро перебралась через груду валунов и оказалась в следующем закутке, маленьком и скалистом. И там действительно, приткнувшись к берегу, покачивалась в одной из расщелин лодка. Тарья подобралась ближе и тут же зажала рот рукой, сдерживая вскрик. В лодке, среди сетей и каких-то мешков лежал человек.

Это оказалась девушка. На ней были, выцветшие под солнцем, рваные одежды; волосы слиплись от влаги и соли, а чайки не выклевали ей глаза лишь потому, что лежала она лицом вниз, уткнувшись в рыболовную сеть, которая оставила глубокие вмятины на лице и щеках. Выглядела она крайне измождённо, а на груди отчётливо выделялись бурые пятна запёкшейся крови. Тарь сначала очень испугалась, что девушка уже мертва. Пульс не прощупывался, но, прислонив ухо к груди, ей удалось уловить слабые удары сердца. Стащив с себя пончо и разорвав по шву, она завернула в него пострадавшую, прикинув, что через мягкую ткань не будет так сильно тревожить раны, а потом взвалила девушку к себе на спину и потащила в сторону города.

Дорога казалась не просто бесконечно длинной, а Бесконечно Длинной. Безвольное тело, даже не смотря на сильное истощение, весило целую тонну, и Тарь каждую секунду была готова распластаться по земле под такой тяжестью. Город приближался катастрофически медленно, но бросить полумёртвую девушку она не могла, не отпускал страх, ощущение того, что та непременно умрёт, если вот сейчас оставить её одну посреди дороги, и не успеет никакая помощь, даже самая быстрая. Стоит только отпустить. Поэтому Тарья шла, медленно, но всё таки верно, боясь даже поудобнее перехватить непосильную ношу, с каждым шагом, как ей казалось, проваливаясь в землю как минимум по щиколотку...

...В городе она окликнула первого попавшегося человека, объяснив адрес и умоляя его позвать Эльма. И, только увидев впереди до боли знакомый силуэт со всех ног спешащего к ней человека, она позволила коленям окончательно подогнуться.

* * *
Доктор сказал, что она поправится. Промыл, обработал, перевязал, назвав "до неприличия счастливой девчонкой", ибо, судя по расположению и характеру раны, она давно должна была отдать концы. Но вот: лежит и дышит, и живёт почему-то. Судя по всему у неё редкая аномалия - сердце справа, но он, доктор, не уверен, всё-таки один случай такой аж на десять тысяч приходится, так что как поправится, пусть приходит на рентген. А поправится непременно, жизненно важные органы не повреждены, ей бы только кости срастить да сил поднабраться. Вы уж присмотрите за этим чудом природы, а сам он, доктор, навещать будет. Говорит и уходит. (И возвращается, непременно - раз в два дня.)

А она лежит на кровати, худая и перебинтованная вся, живая зато; одетая вместо своих бесцветных тряпок в просторную ночную рубаху из вещей Тарьи. Видит во снах не тревожные и жаркие берега пустыни, не огромных скорпионов, не каменную башню, а море и птиц, и почему-то органную музыку, тихую, будто издалека. В этих снах ей больше не холодно, а тепло и спокойно.

А Тарья сидит рядом и держит её за руку.

* * *
Трудно сказать, сколько прошло времени. Каждый раз, как она приходила в себя, свет был разный: послеполуденный, утренний, снова послеполуденный, вечерний, рассветный и опять рассветный, приглушённое сияние ночной лампы. Чертовски сложно было разобрать что-то кроме света, как она ни старалась. Иногда, правда, ей удавалось различить в комнате людей, и кто-то держал её руку в своих, очень мягких и тёплых.

Но в конце концов сознание окончательно вернулось к ней. Она открыла глаза и осмотрела часть комнаты, которую могла видеть, не поворачивая головы. Окно, полка с книгами и разнообразной мелочью, картина, настенное бра, маленький столик и кресло. А в кресле - белокурая девушка читает книгу.

— Эй... — позвала она блондиночку. Вышло тихо и хрипло. — Где я?

Блондиночка подняла глаза и аж засветилась от радости; подсела к ней поближе, провела по её лбу рукой. «Так вот, кто это был,» — подумала Инди. И тут же снова спросила:

— Я умерла?

— Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? — вопросом на вопрос ответила та.

— Хреново, — честно призналась Инди. — Рёбра болят, как будто мне их на изнанку вывернули. И пить хочется.

— Ну вот, а ты говоришь "умерла", — улыбнулась блондинка, поднося к её губам стакан с водой. — У мёртвых ничего не болит. А находишься ты в Городе, в нашем доме. Тут безопасно, можешь отдыхать. Кстати, зовут-то тебя как?

— Индиго.

Тут дверь скрипнула, и в комнату вошёл ещё один человек. Им оказался парень, тоже светловолосый, глянул на очнувшуюся и широко улыбнулся.

— Ну что ж, думаю, говорить "с возвращением" бессмысленно, ты ведь точно не здешняя, да и вообще непонятно откуда. В таком случае... "добро пожаловать" что ли, — он засмеялся облегчённо и открыл окно, впуская в комнату солнце и свежий ветер.

@темы: Индиго, Эльм, Тарья

---

— Не ходи туда.
— Почему?
— Сходи завтра.
— Ну нет, ты объясни, почему?
— Я не знаю. Просто не ходи.

Ситуация выглядела комично, хотя оба действующих лица были куда как серьёзны. Эльм стоял в дверях. Тарья стояла рядом, держа в руках его ботинки.

— Всего-ничего нужно: к орнитологам сходить. Я ведь уже был у них, помнишь? Ребята с Северо-Западной, золотые люди!

Упрямо поджатые губы. Пальцы вцепляются в злосчастные ботинки так, что белеют костяшки.

— Тарь. Заказ на завтра. Я же не могу подвести людей. А тебе совиных пёрышек принесу, белых, хочешь?

Они чувствуют на себе взгляд и оборачиваются. Журавлик смотрит на них пронзительно и остро, отчего кажется, будто тысячи тончайших игл проникают под кожу и достают до самой души, а потом произносит: "Ундина при драконе." Кивает сама себе, как если бы нашла подтверждение давно не дающей покоя догадке, и продолжает заниматься своими делами. Эльм под шумок, сунув ноги в летние сандалии, ускользает за дверь.

Потом, как они не расспрашивали её, Белая так и не объяснила, что же она имела в виду.

* * *
Чуть позже Эльм возвращается домой: с добытыми перьями и наскоро забинтованной рукой под окровавленными остатками рукава рубашки. Лицо его безмятежно, потому что боли он не чувствует, точно так же не мёрзнут и ноги в лёгких сандалиях при плюс восьми по Цельсию. Протягивает Тарье мешочек с перьями, чуть смущённо улыбаясь:

— А я думал, ты только песни на рандоме в плеере умеешь угадывать...

Один из пернатых хищников на Северо-Западной орнитологической станции внезапно взъярился и располосовал ему руку, хоть и не очень глубоко - Эльм как всегда легко отделался. Тарья возмущённо уволакивает его на кухню обрабатывать раны.

Журавлик наблюдает за всем этим, стоя на лестнице, и улыбается собственным мыслям.

@темы: Эльм, Тарья, Журавлик

---

Журавлик.

Они потом долго ещё не могли понять, почему при первой встрече приняли Журавлика за ребёнка. Только прожив бок о бок с ней не одну неделю, Тарье и Эльму стало ясно, что эта маленькая хрупкая девушка обладает удивительной способностью выглядеть как взрослая женщина или же совсем как ребёнок, когда ей это необходимо. "Подмену" невозможно было обнаружить. Журавлик не менялась в лице, не одевала для этого специальную одежду и не совершала каких бы то ни было характерных действий. Просто в одно мгновение менялось что-то во взгляде, в манере держать себя - и уже невозможно было понять, как же ты раньше не разглядел её "настоящую". И этот эффект белая могла удерживать сколь угодно долго, то есть ровно столько, сколько считала необходимым.

Вне этих виртуозных иллюзий ей можно было дать лет 18-20. Маленького роста, со снежно-белыми локонами и весьма своеобразной пластикой движений, Журавлик не походила ни на кого из когда-либо виденных Тарьей и Эльмом людей. Хотя, пожалуй, самым необычным в ней были глаза: светлая, до белизны, радужка резко контрастировала с чёрным зрачком, что, надо сказать, производило довольно жуткое впечатление, особенно, если Журавлик смотрела пристально. Её прямой внимательный взгляд выдержать было трудно, но она по большей части смотрела рассеянно, как будто всё время думала о чём-то далёком или же страдала близорукостью.

Одежду Журавлик носила тоже преимущественно белого цвета, и в конце концов Эльм стал ласково называть её "наша Беленькая", подразумевая одновременно и цвет, и абсолютную её ирреальность на грани с галлюцинациями от известной болезни. А ещё на мизинце левой руки она носила кольцо из белого металла, которое снимала каждый вечер, прежде чем лечь спать.

Работала она в Оранжереях. Ранним утром покидала дом и направлялась через мост на Большой Берег, чтобы развезти заказы на цветы, готовые букеты и композиции, а потом до обеда пропадала в стеклянных лабиринтах Оранжерей. Одного её присутствия было достаточно, чтобы мороз не обжигал нежные лепестки, плоды не гнили, а болезни обходили растения стороной. Никто уже и не пытался объяснить этот феномен, его просто принимали как данное. Горожане просто знали, что живёт на Малом Берегу беловолосая девушка, всегда вежливая и немножко странная, и называет себя смешным птичьим именем - Журавлик.

@темы: Эльм, фотографические карточки, Тарья, Журавлик

---

Единственная дорога.

Утром раннего сентября двое подошли к городу. Один - парень с растрёпанными, пшеничного цвета волосами, с видавшим виды рюкзаком за спиной и белым шарфом на шее. Другая - девушка в длинной юбке, с пёрышками в волосах и множеством фенечек на запястьях. Были они чем-то неуловимо похожи друг на друга, так что сторонний наблюдатель мог бы предположить, что они - брат и сестра. Но на самом деле это не так. Подобное сходство, так же как и способность понимать друг друга без слов, встречается у тех, кто долго странствовал вместе, или просто у родственных душ.

Парня звали Эльм. Привычным жестом приставив ладонь козырьком ко лбу, он посмотрел вниз с холма.

— Смотри, Тарь, там впереди - город, — он улыбнулся, желая приободрить свою спутницу, но улыбка получилась очень усталой. Девушка, чуть прихрамывая на правую ногу, обошла его и тоже окинула взглядом открывшуюся панораму. Последние дни (недели? месяцы?) они не видели ничего кроме дороги, замысловато петляющей среди холмов, валунников да редких рощиц; время как будто исчезло, и мысли стали вести себя как ленивые рыбы. Иногда девушке казалось даже, что они вдвоём просто умерли или канули в небытие, поэтому теперь она страшно обрадовалась, увидев, что внизу расстилается настоящий живой город. Кое-где виднелись остатки крепостной стены, а вдалеке поблёскивала своими водами река.

А то, что они поначалу приняли за звезду, оказалось маяком - он стоял чуть поодаль от города, на самом высоком холме. "Наверное, где-то совсем рядом - море", — подумала Тарья, и словно в ответ на её мысли в лицо ударил свежий ветер, принеся с собой запах йода, вместе с криками чаек, городскими шумами и отчётливым звоном трамвая. Только сейчас девушка поняла, что всё это время они шли в ватной тишине, без единого постороннего звука. От этой мысли стало жутко.

Из оцепенения её вывел Эльм, положив руку ей на плечо.

— Ну что, идём?

Он взял её под руку, и они стали спускаться с холма.

* * *

* * *
Первым делом, попав в город, Эльм отловил прохожего и разузнал у него, как добраться до рынка.

— А зачем нам рынок? — недоумённо покосилась Тарья на своего спутника, когда отпущенный на волю прохожий скрылся за углом. Запасов, конечно, почти не осталось, но поесть можно в любой забегаловке, да и искать они собирались место, где можно остановиться на недельку-другую, а вовсе не картошку или сувениры на память.

— Потому что, радость моя, рынок - это сосредоточение всех городских новостей, сплетен и прочей информации, особенно по утрам. Этого добра там даже больше, чем того, что покоится на прилавках, — расплылся в улыбке Эльм, предвкушая погружение в информационное море. Он любил рынки, базары и прочие подобные места. Там можно было раздобыть не только нужные сведения, но и самые разные вещи - от постоянно используемых, до невообразимо редких (если знать как, конечно), или же просто затеряться в толпе, буде такая необходимость возникнет.

Рынок располагался на одной из площадей, занимая примерно её половину, и частично просачивался в начало нескольких примыкающих улиц. Эльм сразу направился в гущу толпы, вылавливая отдельные фразы, человеческие настроения и скользя взглядом по лицам. Тарья тоже осматривалась, стараясь в то же время не терять его из виду. Вообще город сразу произвёл на неё хорошее впечатление, как только они погрузились в его улицы. Дома были всё больше двух-трёхэтажные, хотя встречались строения и повыше. Местами дороги были вымощены булыжником. Время от времени попадались велосипеды, прикованные к забору или фонарному столбу, а вот из общественного транспорта, похоже, были только трамваи. И ещё в городе было много зелени. Хотя, не смотря на обилие газонов, скверов и стройные ряды деревьев вдоль улиц, город показался девушке скорее золотистым и красновато-коричневым, нежели зелёным. Чуть ярче, чем облака цвета сепии, затянувшие небо.

Эльм, тем временем, опытным глазом вычислив среди продавщиц словоохотливую, но при этом способную не только на монолог бабульку, вовсю с ней общался.

— ...всё-таки обезжиренное, вы говорите? Вот никогда бы не подумал, честное слово! — когда Тарья подошла, они вовсю обсуждали какие-то рецепты. С прилавка аппетитно пахло свежими пряниками. Девушка вздохнула, мельком кинув печальный взгляд на разнокалиберные пряничные загогулины, что естественно не укрылось от хитрой торговки.

— Вот ты всё заливаешь, голубчик, про премудрости кухонные, а девушка у тебя всё одно голодная ходит, — погрозила она Эльму пальцем и обратилась к Тарье. — Ну, выбирай себе пряник, болезная моя.

— А... А какие деньги у вас в ходу? — запнулась девушка.

— Вот из дальних-то краёв вы к нам забрались! — зычно рассмеялась торговка. Тарья вежливо улыбнулась. Она тщетно старалась вспомнить, что же было до той долгой дороги, что привела их к городу, но мысли ворочались с огромным трудом, будто она усилием воли пыталась провернуть вусмерть заржавевший колодезный ворот. Должно быть, это от усталости. Скорее всего. Она посмотрела на свои руки, унизанные браслетами: перламутровые бусинки приятно поблёскивали в рассеянном дневном свете. И тут девушке пришла в голову идея.

— А если бартер? — предложила она. — У меня браслеты ручной работы. Внучке в подарок можете взять, или себе, или ещё кому. У меня самые разные есть, — и она протянула руки, чтобы можно было рассмотреть каждый браслет.

— Ишь, — усмехнулась торговка. — Такая не пропадёт да ещё и друга накормит. Вот этот возьму, красный, уж больно хорош. А вы не стесняйтесь, выбирайте пряничек себе. За такую красоту любой вам отдам.

— Спасибо, бабушка, — Эльм взял с прилавка пряник побольше, напоминающий закрученную спиралью морскую раковину. — Не подскажите нам, где можно у вас тут жильё найти? На недельку-другую?

— На недельку? — прищурилась та. — Нет, мои хорошие, не хватит вам недельки, ни одной, ни другой. Можете, конечно, в гостинице остановиться, в той, что на Зелёной улице, только где ж столько браслетов-бусинок напасётесь, — она лукаво подмигнула Тарье. — Лучше вам на Малый Берег, там пара домов точно пустует. Поселитесь, обживётесь, к зиме и подконопатить его успеете... Вон "четвёрка" едет, довезёт вас прям к мостам! Запрыгивайте в неё! Ну же, ну! Успеете!

Застигнутые врасплох командным тоном женщины и повинуясь внезапному импульсу (а также, несомненно - древнему подсознательному страху всех людей опоздать на неумолимо отъезжающий от остановки транспорт, каким бы он ни был), странники ринулись через площадь к трамваю с табличкой "№4", который уже поворачивал в одну из улочек, свободных от лотков, и успели запрыгнуть на ходу в раскрытую заднюю дверь.

* * *
Трамвай, позвякивая и погрюкивая, ехал сквозь город, который на поверку оказался очень разным. В одних местах дома были высокие и узкие и тесно жались друг к другу. В других - утопали в зелени придомовых участков. В третьих - то ли изначально были такими длинными многоквартирниками со сквозными арками и несимметричными формами, то ли подстраивались постепенно, вплотную к предыдущим домам, на манер огромного архитектурного тетриса. Иногда трамвай проезжал даже по таким местам, где улицы внезапно появлялись ярусом выше или двумя ниже - тогда они соединялись разномастными мостами и лестницами - но таких мест было немного.

Наконец, они выехали на набережную. Остановка действительно оказалась совсем рядом с мостом; Эльм выпрыгнул из трамвая и помог выйти Тарье, которая после марш-броска через площадь совсем расхромалась. Они взошли на мост и устроились на перилах, глядя на воду.

— Слушай... — задумчиво протянул Эльм. — А ведь мы с тобой "зайцами" через весь город проехали...

— Точно. С нас никто не спросил ни билета, ни денег, — отозвалась Тарья, болтая ногами над водной гладью. — И почему та торговка сказала, что нам не хватит двух недель? Хотя... — она обернулась к остановке, как будто хотела окинуть взглядом весь проделанный маршрут, — город этот действительно очень интересный. Мне бы не хотелось отсюда так быстро уходить, да и вряд ли там впереди нас ждут жизненно важные дела, правда?

По лицу Эльма пробежала тень неуверенности, словно он усиленно пытался вспомнить что-то весьма существенное (например, куда изначально они шли, прежде чем попали в город, и зачем), но так и не смог. Возможно, в любое другое время такой провал в памяти, которая всегда служила ему верой и правдой, серьёзно испугал бы его, но сейчас парень был так сильно измотан, что решил обдумать сей феномен чуть-чуть позже.

— Пойдём, пора добраться уже, наконец, до того берега и нормально отдохнуть. Раз наша добрая бабушка предложила двум усталым путникам остановиться в пустом доме, должно быть, он ещё не совсем развалился в труху и хоть сколько-то пригоден для обитания.

Они пересекли мост и оказались среди невысоких домиков Малого Берега. Набережная выглядела вполне облагорожено, так что искать заброшенные дома здесь не было смысла - пришлось удаляться от реки. Они исследовали уже не одну улицу, и Тарья уже совсем повисла на Эльме от усталости и боли в ноге, когда вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. На перилах мансарды дома, что стоял чуть выше по улице, сидела белокурая девочка в светлом платье и внимательно смотрела на них.

— Здравствуй. Ты случайно не знаешь, где здесь пустующие дома? — обратилась к ней Тарья. Девочка по-птичьи наклонила голову на бок, и на плечо ей упали несколько локонов, которые оказались вовсе не светлыми, как показалось сначала, а чисто белыми.

— На следующей улице. С дальнего конца, — она смешно взмахнула рукой снизу вверх, по широкой дуге, указывая направление, но не отрывая от них взгляда. — Но вам не нужно. Там щели в окнах. Лучше ко мне, — она спрыгнула с перил и направилась ко входу.

— Спасибо тебе, конечно, — начал Эльм, — но мы не в гости, мы жильё ищем.

Девочка замерла в дверном проёме и обернулась.

— Я знаю. Лучше ко мне, — повторила она и осталась стоять у двери, чтобы точно удостовериться, что уж на этот раз незадачливые гости последуют за ней.

Тарья с Эльмом переглянулись. Девочка говорила странно, короткими и ёмкими фразами, как иностранец, которому сложно говорить на незнакомом языке, и поэтому он старается строить наиболее простые, но при этом информативные предложения. И было что-то в её голосе... трудноуловимое, но очень отличающее его от привычных уху голосов. Не акцент, что-то другое... Держалась она, к слову сказать, тоже более чем необычно: глядела очень серьёзно, ни разу не улыбнулась, да и пластика движений была у неё не детская, скорее девичья - лёгкая и скользящая.

— Ну, как-то неудобно... — замялась Тарья. — Мы ведь совсем чужие, даже не из города. А ты нас первый раз в жизни видишь - и вот так в дом зовёшь на ночлег, — она хотела ещё спросить, не против ли родители, но почему-то осеклась. Беловолосая хозяйка терпеливо подождала, пока они прекратят топтаться у порога, и снова, широко (и чуть неуклюже) взмахнув рукой, пригласила их войти в дом.

— И чем же нам отплатить тебе за гостеприимство? — спросил Эльм, поднимаясь по ступенькам к дому.

— У вас пряник есть, — ответила белая и первый раз улыбнулась им.

@темы: Эльм, рисунки, атмосфера в звуках, про Город, Тарья

---

То, что бывает перед началом.

На перепутье дорог стоит город. У подножья его простирается холодное северное море, а горизонт всегда затянут дымкой, даже если на выцветшем, пыльно-голубого цвета небе нет ни единого облачка.

Сами жители называют его просто Город и вполне этим довольны, да и нет поблизости других городов, чтобы было с чем путать. Хотя собственное имя у него, конечно же, имеется. Где-то в районе Южного Въезда даже есть тщательно обработанная солнцем, ветром и ржавчиной табличка, на которой значится "Glömborg" или что-то очень похожее.

С какой стороны света не приближайся, первым всегда увидишь маяк. Он стоит на самом высоком холме, чуть в стороне от самого города, путеводной звездой сияя над ним, перемигиваясь с кораблями и ангелами.

Город построен на фонарях и трамвайных рельсах. И ещё, пожалуй, на старых тропинках, потому что улицы его переплетаются и кружат как хотят - их определённо закладывали по наитию, а вовсе не по генплану. Иногда они, повинуясь рельефу и собственным прихотям, поднимаются или опускаются на несколько метров, так что при встрече их проходится соединять лестницами и переходами. В таких местах город начинает жить многоярусно.

Со стороны он не кажется очень большим, но переулки его уводят в бесконечное никуда. Может, в этом есть свой тайный вселенский смысл, а может, город просто заражён лабиринтами. Но в любом случае углубляться в них случайному прохожему, испытывая судьбу и удачу свою на прочность - плохая идея.

Ещё через город протекает река. Когда-то их было две - Мысль и Память, а потом одна из них ушла под землю, но было это так давно, что никто из жителей уже не может сказать, какая именно из двух речек осталась на поверхности. Окольцованная четырьмя мостами, она несёт свои воды к морю, разделяя город на две неравные части. На одном берегу домов почти нет, и его называют Малым.

Одни живут в городе с самого рождения, другие приезжают из близлежащих мест, скажем, на Рыжую Ярмарку или День Селёдки какой; но есть и такие, кто приходит издалека. И у этих последних в память о прошлой жизни редко остаётся что-то конкретней неясных образов и смутных ощущений. Может быть, это та причина, по которой они попадают сюда, а может - напротив, своеобразная плата за вход. Но ходят слухи, что город неравнодушен к тем, в чьих душах идёт дождь.
...
Но всё это будет потом: и кривые улицы-закоулки, и дом на Малом Берегу, и шумная ярмарка, и роза ветров на Полуденной площади, и целый калейдоскоп лиц и событий. А сейчас - только свет маяка, восходящая звезда над дорогой.

@темы: про Город